"Видеть" суть вещей с помощью стихотворений. Любимые стихи Дона Хуана.

Он напомнил мне, что однажды я читал ему стихотворение и захотел, чтобы я рассказал его.
Он настроил меня несколькими словами на него, и я вспомнил, что читал ему стихи Хуана Рамона Хименеса. То, о котором он говорил, называлось «окончательное путешествие». Я прочел его.

...И я уйду, но птицы останутся, распевая,
и мой сад останется с его зелеными деревьями,
с его глубокими колодцами.
Много дней небеса будут синими и ясными,
и колокола в отдалении будут
звонить так, как они звонят сегодня днем.
Люди, которые любили меня, уйдут, и город будет
расцветать заново ежегодно,
но мой дух, одержимый ностальгией,
будет вечно бродить в том же
самом забытом углу моего цветущего сада.

— Это то чувство, о котором говорит Хенаро, — сказал дон Хуан. — для того, чтобы быть магом, человек должен быть страстным. Страстный человек имеет земные привязанности и вещи, дорогие ему. Хотя бы та тропа, по которой он ходит.
То, что Хенаро рассказал тебе в своем рассказе, именно это. Хенаро оставил свою страсть в Икстлэне. Его дом, его друзья, знакомые, все те вещи, до которых ему было дело. И теперь он бродит вокруг в своих чувствах, и иногда, как он говорит, он почти достигает Икстлэна. У нас у всех это одинаково. Для Хенаро — это Икстлэн, для тебя это будет Лос-Анжелес, для меня —...
Я не хотел, чтобы дон Хуан рассказывал мне о себе. Он остановился, как бы прочитав мои мысли.
Хенаро вздохнул и перефразировал первую строчку стихотворения:
— Я ушел, а птицы остались, распевая.
На мгновение я ощутил волну агонии и неописуемого одиночества, охватывающего нас троих. Я взглянул на дона Хенаро и понял, что он, будучи страстным человеком, имел очень много сердечных уз, очень много вещей, до которых ему было дело и которые остались позади. У меня было ясное ощущение, что в этот момент сила его воспоминания готова обрушиться горным обвалом, и что Хенаро находится на грани рыдания. Я поспешно отвел глаза. Страсть дона Хенаро, его высшее одиночество заставили меня плакать.
Я взглянул на дона Хуана. Он смотрел на меня.
— Только так воин может выжить на тропе знания, — сказал он. — потому что искусством воина является находить равновесие между ужасом от того, что ты человек, и восхищением от того, что ты есть человек.

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.

Узнали чьи стихи?
Вечный сон с голосом "сновидения". Как Вам?

СПРОСОНЬЯ

На стон проснувшегося тела
летящий, как на детский крик,
какого дальнего предела
сегодня ночью ты достиг?
В каких пространствах куролесил,
с кем обнимался весь полёт?
Каких тебе напели песен?
…Молчит, ответа не даёт
вернувшийся на поселенье
расконвоированный дух.
Лишь лёгкий привкус сожаленья
и рот, как бы с похмелья, сух.

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее - иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.

Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.

Вот бы нашему гению да по Кастанедовскому пути!

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

"Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!"

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..

Играют волны - ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит...
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Там нет меня,
Где на песке не пролегли твои следы,
Где птица белая в тоске кричит у пенистой воды,
Я только там,
Где звук дрожит у губ желанной пристани
И где глаза твои стрижи скользят по небу пристально.

Там не меня,
Где дым волос не затуманит белый день,
Где сосны от янтарных слез утрет заботливый олень.
Там не меня,
Где ты порой на дверь глядишь с надеждою,
И как ребенок с детворой ты лепишь бабу снежную.

Там нет меня,
Где пароход в ночи надрывно прогудел,
Где понимает небосвод, что без тебя осиротел.
Я только там,
Где нет меня - вокруг тебя невидимый.
Ты знаешь, без тебя и дня,
Ты знаешь, без тебя и дня прожить нельзя мне видимо.

В Тебе моя печаль, в тебе мой страх
И музыка моя в тебе одной.
Теперь и разум мой в твоих руках
Душа моя измучена тобой.

И спит она, утомлена, и Знаю ты - тоже сон.
Душа моя не заперта, Но к сердцу путь перегражден.

Слова остались мне, и в шепоте теней
Я слушаю во сне, историю о ней.
Слова остались мне, как двери без ключей,
Боже, лишь слова остались мне.

Пустая тишина во тьме звенит, и мир молчит,
Весь мир молчит - твоя лишь в том вина. Тобой забыт,
Израненный, несчастный мир не спит.

Слова остались мне, и в шепоте теней
Я слушаю во сне, историю о ней.
Слова остались мне, как двери без ключей,
Боже, лишь слова остались мне.

Холоднее льда воспоминаний боль,
Но в моей душе по-прежнему тепло
Господи, о ней забыть скорей,
Что было, то прошло...

Слова остались мне, и в шепоте теней
Я слушаю во сне, историю о ней.
Слова остались мне, как двери без ключей,
Боже, лишь слова остались мне.

Эта композиция которую выше исполнил Евгений - хороша для тех кто практикует перепросмотр.
По накалу - это  достижение проводника порога восприятия.
После достижения этого порога перепросмотр становится отчетливым и события жизни вспоминаются с безумной ясностью.

Появление на экране воспоминания события, которое сотрясает наши основы с ужасающей отчетливостью деталей.
Это событие поистине тащит нас к тому самому моменту, когда мы его пережили.
Маги называют это событие проводником, потому что после него каждое событие, к которому мы прикасаемся, переживается заново, а не просто вспоминается.

Уловили смысл сказанного?

Ай да Жека, ай да Севара!
Исполнили заурядные до их исполнения песни, но исполнили так мощно, как будто в последний раз, так как учил Дон Хуан, так как будто это последняя битва на Земле.
И во что превратились обычные песни?
Превратились в шедевры искусства!
Если каждый миг на земле проживать с такой самоотдачей, с такой концентрацией!
На 100% - на 1000%  

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от осознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

1921 Гумилев Н.С.

РАБОЧИЙ

Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.

Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.

Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.

И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.

<1916>

Вы знаете как погиб Гумилев?

ИНДЮК

На утре памяти неверной
Я вспоминаю пестрый луг,
Где царствовал высокомерный,
Мной обожаемый индюк.

Была в нем злоба и свобода,
Был клюв его как пламя ал,
И за мои четыре года
Меня он остро презирал.

Ни шоколад, ни карамели,
Ни ананасная вода
Меня утешить не умели
В сознаньи моего стыда.

И вновь пришла беда большая,
И стыд, и горе детских лет:
Ты, обожаемая, злая,
Мне гордо отвечаешь: "Нет!"

Но все проходит в жизни зыбкой
Пройдет любовь, пройдет тоска,
И вспомню я тебя с улыбкой,
Как вспоминаю индюка.

ЗА ГРОБОМ

Под землей есть тайная пещера,
Там стоят высокие гробницы,
Огненные грезы Люцифера,
Там блуждают стройные блудницы.

Ты умрешь бесславно иль со славой,
Но придет и властно глянет в очи
Смерть, старик угрюмый и костлявый,
Нудный и медлительный рабочий.

Понесет тебя по коридорам,
Понесет от башни и до башни.
Со стеклянным, выпученным взором,
Ты поймешь, что это сон всегдашний.

И когда, упав в твою гробницу,
Ты загрезишь о небесном храме,
Ты увидишь пред собой блудницу
С острыми жемчужными зубами.

Сладко будет ей к тебе приникнуть,
Целовать со злобой бесконечной.
Ты не сможешь двинуться и крикнуть...
Это все. И это будет вечно.

<Сентябрь 1907>, Париж

— Я помню стихотворение, которое ты читал мне, — сказал он, — о человеке, который давал обет умереть в Париже. Как оно там?
Это было стихотворение Цезаря Вольхео «Черный камень на белом камне». Я очень много раз читал и перечитывал дону Хуану по его просьбе первые две строфы:

Я умру в Париже, когда идет дождь,
В тот день, который я уже помню,
Я умру в Париже, и не убегу прочь
Может быть осенью, как сегодня, в среду.
Это будет среда, потому что сегодня,
Когда я пишу эти строки — среда.
Мои кости чувствуют поворот
И никогда настолько как сегодня за весь мой путь
Я не видел себя настолько одиноким.

Дон Хуан сказал, что он верит, что умирающий имел достаточно личной силы, чтобы иметь возможность выбрать улицу города Мехико как место своей смерти.
Также, как есть другие люди, чья смерть обовьет их тогда, когда они одиноки, не осознают ее и смотрят на стены и потолок безобразной загроможденной комнаты.

ПАЛАТА НОМЕР ШЕСТЬ

Хотел в Алма-Ату – приехал в Воркуту.
Строгал себе лапту, а записали в хор.
Хотелось "Беломор" – в продаже только "ТУ".
Хотелось телескоп, а выдали топор.

Хотелось закурить, но здесь запрещено.
Хотелось закирять, но высохло вино.
Хотелось объяснить – сломали два ребра.
Пытался возразить, но били мастера.

Хотелось одному – приходится втроем.
Надеялся уснуть – командуют "Подъем!"
Плюю в лицо слуге по имени народ.
Мне нравится БГ, а не наоборот.

Хотелось полететь – приходится ползти.
Старался доползти – застрял на полпути.
Ворочаюсь в грязи. А если встать, пойти?
За это мне грозит от года до пяти.

Хотелось закричать – приказано молчать.
Попробовал ворчать – но могут настучать.
Хотелось озвереть, кусаться и рычать.
Пытался умереть – успели откачать.

Могли и не успеть. Спасибо главврачу
За то, что ничего теперь хотеть я не хочу.
Психически здоров. Отвык и пить, и есть.
Спасибо! Башлачев. Палата номер шесть.

https://www.youtube.com/watch?v=O624iClb64k

Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для друзей приятель я хороший,
Мои песни душу зверя лечат.

Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я и не грабил лесом,
Не стрелял несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

Я хожу в цилиндре не для женщин -
В глупой страсти сердце жить не в силе,-
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах, какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога не верил.
Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились -
Значит, ангелы жили в ней.

Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, -

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать -
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Я посетил родимые места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой,
Где каланчой с березовою вышкой
Взметнулась колокольня без креста.

Отцовский дом
Не мог я распознать;
Приметный клен уж под окном не машет,
И на крылечке не сидит уж мать,
Кормя цыплят крупинчатою кашей.
Стара, должно быть, стала...
Да, стара.
Я с грустью озираюсь на окрестность:
Какая незнакомая мне местность:
Одна, как прежняя, белеется гора,
Да у горы
Высокий серый камень.

По тропке, опершись на подожок,
Идет старик, сметая пыль с бурьяна.
“Прохожий!
Подскажи, дружок,
Где тут живет Есенина Татьяна?”
“Татьяна... Гм...
Да вон за той избой.
А ты ей что?
Сродни?
Аль, может, сын пропащий?”
“Да, сын.
Но что, старик, с тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?”
“Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты деда!..”
“Ах, дедушка, ужели это ты?”
И полилась печальная беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.

“Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать...
А мне уж девяносто...
Скоро в гроб.
Давно пора бы было воротиться”,—
Он говорит, а сам все морщит лоб.
“Да!.. Время!..
Ты не коммунист?”
“Нет!..”
“А сестры стали комсомолки.
Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и Богу негде помолиться.
И я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам...
Может, пригодится...
Пойдем домой —
Ты все увидишь сам”.
И мы идем, топча межой кукольни.
Я улыбаюсь пашням и лесам,
А дед с тоской глядит на колокольню.

“Здорово, мать! Здорово!” —
И я опять тяну к глазам платок.
Тут разрыдаться может и корова,
Глядя на этот бедный уголок.
На стенке календарный Ленин.
Здесь жизнь сестер,
Сестер, а не моя,—
Но все ж готов упасть я на колени,
Увидев вас, любимые края.

Конечно, мне и Ленин не икона,
Я знаю мир...
Люблю мою семью...
Но отчего-то все-таки с поклоном
Сажусь на деревянную скамью.
“Ну, говори, сестра!”
И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый “Капитал”,
О Марксе,
Энгельсе...
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.
И мне смешно,
Как эта шустрая девчонка
Меня во всем за шиворот берет...
По-байроновски наша собачонка
Меня встречала с лаем у ворот.
1 июня 1924

Две женщины вершат над жизнью суд.
Одну назвали издавна Судьбою,
Мечтой вторую ласково зовут...
Не могут они ладить меж собою.
Одна решает всё всегда сама,
Капризною бывает, непослушной,
Другая эфимерна и нежна,
И, как пушинка тополя, воздушна...
Шаги Судьбы тверды и не легки,
Мечте под ноги стелят листья розы,
Одной милее - по ночам стихи,
Другая выбирает только прозу.
Одна нас дразнит вечно высотой,
Дарить влюблённым окрылённость хочет,
Вторая приговор выносит свой,
И над порывами другой хохочет.
Мы испиваем жизнь свою до дна,
Судьбу с Мечтой в клубок переплетая,
Чем строже и суровее одна,
Тем выше и прекраснее другая.
Судьба не часто слушает Мечту,
Но не считаться с ней уже не в силах,
Кто примирить сумеет ту и ту,
Тот может свою жизнь считать счастливой...

Лица стерты, краски тусклы —
То ли люди, то ли куклы,
Взгляд похож на взгляд,
А тень — на тень.
И я устал и, отдыхая,
В балаган вас приглашаю,
Где куклы так похожи на людей.

Арлекины и пираты,
Циркачи и акробаты,
И злодей, чей вид внушает страх,
Волк и заяц, тигры в клетке —
Все они марионетки
В ловких и натруженных руках.

Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе.

Ах, до чего ж порой обидно,
Что хозяина не видно:
Вверх и в темноту уходит нить.
А куклы так ему послушны,
И мы верим простодушно
В то, что кукла может говорить.

Но вот хозяин гасит свечи —
Кончен бал и кончен вечер,
Засияет месяц в облаках...
И кукол снимут с нитки длинной
И, засыпав нафталином,
В виде тряпок сложат в сундуках.

Я забыл о бурях и о громе,
Мне теперь дороже тишина,
И живу я в старом-старом доме,
Из него выходят три окна.

Первое окно выходит в поле,
В поле наших самых лучших лет,
В этом поле не бывает боли,
И любой вопрос находит свой ответ.

Там и днем и ночью солнце светит,
Летом и зимой цветет земля,
Не взрослея, там играют дети,
И один из них - наверно я.

А окно второе вышло к лесу,
Темный лес поднялся до небес,
И от солнца лес создал завесу,
От вопросов скрыл ответы лес.

И жизнь идет там по лесным законам,
И я пугался каждого куста,
Проходя по тропкам незнакомым,
В час, когда спускалась темнота.

Третье окно выходит к океану,
Ровным ветром дышит океан,
А за ним диковинные страны,
И никто не видел этих стран.

Словно вечность, океан огромен,
И сильна спокойствием волна,
И когда мне тесно в старом доме -
Я сажусь у третьего окна.

Превратится в воду рек - Снег,
Станет облаком седым - Дым,
Станет домом твой родной Дом,
Из руин воздвигнут вам Храм.

Должен кончиться любой - Бой,
Победит, сомненья нет, - Свет,
Я возьму букет цветов - Слов,
И раздам моим друзьям - Вам.

Призрачно всё
В этом мире бушующем,
Есть только миг,
За него и держись.
Есть только миг
Между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.

Вечный покой
Сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой
Для седых пирамид.
А для звезды,
Что сорвалась и падает,
Есть только миг,
Ослепительный миг.
А для звезды,
Что сорвалась и падает,
Есть только миг,
Ослепительный миг.

Пусть этот мир
Вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда
По дороге мне с ним.
Чем дорожу,
Чем рискую на свете я -
Мигом одним,
Только мигом одним.

Счастье дано
Повстречать иль беду ещё,

Есть только миг
За него и держись.
Есть только миг
Между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
Есть только миг
Между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.

Автор стихотворения Олег Гегельский...

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой
Светел, чист, бесконечно прекрасен
А на троне высоком - царица любовь
А на меньшее я не согласен.

Под хрустальным мостом реки чистой воды
И никто над цветами не властен
И не дерево счастья, а счастья сады
А на меньшее я не согласен.

Станет другом большим для зверей и для птиц
Человек больше им не опасен
И не будет в помине озлобленных лиц
А на меньшее я не согласен.

Верит в глупые сны до сих пор детвора
Жаль, что я к этим снам не причастен
День настанет и нам повстречаться пора
А на меньшее я не согласен.

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой
Светел, чист, бесконечно прекрасен...

Леонид Дербенев

Сяду в скорый поезд, сяду в длинный поезд
Ночью соловьиною.
Далеко отсюда убегу и скроюсь,
И навеки сгину я!
И помчатся звезды, мне навстречу звезды
И туманы белые,
А сюда конечно я приехал поздно,
Что теперь поделаешь!

Уеду срочно я из этих мест,
Где от черемухи весь белый лес ,
Где гроздья пенные и соловьи
И откровенные глаза твои.

И покатит к югу, скорый поезд к югу
По пути привычному,
В нем вчера приехал я на свадьбу к другу,
Другу закадычному.

Но в глаза лишь глянул, я невесте глянул,
И среди безмолвия
Прямо надо мною гром вдруг в небе грянул,
И сверкнула молния!

Уеду срочно я из этих мест,
Где от черемухи весь белый лес ,
Где гроздья пенные и соловьи
И откровенные глаза твои.
Сяду в скорый поезд, в тот же самый поезд
Ночью соловьиною.
Есть пески на свете и снега по пояс,
И дороги длинные.

И молчать угрюмо, буду я угрюмо,
И вздыхать и мучиться.
Кто бы мог представить, кто бы мог подумать,
Что вот так получится?

Ничего мне можешь не говорить
Я читаю по глазам
Как окошко душу мне отвори
Я читаю по глазам
Разве раньше не дагадалась ты
Я читаю по глазам
Как охотник может читать следы
Я читаю по глазам

Не лги мне не лги
Если нечего сказать
Не лги мне не лги
Я читаю по глазам

Ты меня включила в свои мечты
Я читаю по глазам
Но я не такой как хотела ты
Я читаю по глазам
И теперь ты медленно день и ночь
Я читаю по глазам
Строишь стены между тобой и мной
Я читаю по глазам

Не лги мне не лги
Если нечего сказать
Не лги мне не лги
Я читаю по глазам

Не лги мне не лги
Если нечего сказать
Не лги мне не лги
Я читаю по глазам