Клинические случаи из жизни

ОДНАЖДЫ, много лет назад, в бытность мою студентом-медиком, одна из сестер в больнице вызвала меня по телефону и в сильном недоумении рассказала удивительную историю: накануне утром в отделение поступил новый пациент, молодой человек; весь день он вел себя примерно и казался совершенно нормальным - вплоть до момента, когда несколько минут назад, ненадолго задремав, проснулся. Он возбужден, говорила сестра, и ведет себя странно - в общем, сам не свой. Каким-то образом он вывалился из кровати и сейчас сидит на полу, кричит, машет руками и отказывается снова лечь. Не мог бы я прийти поскорее и разобраться, в чем дело?
Оказавшись на месте, я обнаружил пациента рядом с кроватью. Он лежал на полу, пристально разглядывая свою ногу. В выражении его лица смешивались гнев, тревога, недоумение и веселое изумление - главным образом, недоумение с примесью испуга. Я попросил его вернуться в постель и справился, не нужна ли помощь, однако все мои просьбы и расспросы еще больше выводили его из себя. Тогда я присел рядом с ним на пол, и вот что он мне рассказал. Этим утром он явился в поликлинику на обследование (сам он ни на что не жаловался, но невропатолог, решив, что у него 'капризничает' левая нога, направил его сюда). Весь день он чувствовал себя прекрасно и к вечеру задремал. Проснулся он тоже в полном порядке, и все было хорошо, пока он не попытался перевернуться на другой бок. В этот момент он, по его словам, обнаружил в кровати чью-то ногу - отрезанную человеческую ногу, - дикая история! Сначала он просто оторопел от удивления и брезгливости: ни разу в жизни он ни с чем подобным не сталкивался, даже помыслить такого не мог. Затем осторожно потрогал ногу. На вид она казалась совершенно нормальной, но была холодная и 'странная'. И тут его осенило. Он понял, что произошло: это была шутка! Оригинальная, конечно, но жестокая и неуместная шутка. Дело было под Новый год, все гуляли - полклиники навеселе, дым коромыслом, хлопушки, карнавал... Очевидно, один из студентов врачей с особо мрачным чувством юмора пробрался в морг, стащил оттуда отрезанную ногу и, пока он спал, подложил ему под одеяло. Это объяснение его успокоило, но шуткам тоже есть предел, и он вышвырнул эту гадость из кровати. И все было бы хорошо, но, разделавшись с ней (тут ему изменил спокойный тон, и он вдруг скривился и побледнел), он сам каким-то образом выпал следом, и теперь нога составляла с ним одно целое.
- Да вы посмотрите на нее! - вскричал он с отвращением. - Видели вы в жизни своей что-нибудь более дикое и гнусное? Я всегда думал, что трупы мертвые. Но это... это... просто жуть! И уж не знаю как, страшно даже подумать, оно ко мне прилипло.
Он взялся за ногу обеими руками и яростно попытался оторвать ее от себя. Когда же это ему не удалось, он в гневе ее ударил.
- Постойте! - пытался я его урезонить. - Не кипятитесь! Главное - спокойствие. Я бы на вашем месте ногу эту так не колотил.
- Это еще почему? - спросил он раздраженно и воинственно.
- Да потому что это ваша собственная нога, - ответил я. - Вы что, свою ногу не узнаете?
В его ответном взгляде было изумление, недоверие и страх, к которым все еще примешивалось лукавое подозрение.
- Э, нет! - сказал он. - Меня не проведешь. Вы сговорились с медсестрой. Зря вы это, нельзя с пациентами так шутить.
- Тут не до шуток, - возразил я. - Это на самом деле ваша нога.
По моему лицу он понял, что я говорю совершенно серьезно, - и испугался.
- Так это моя нога? Но должен же человек узнавать свою собственную ногу?
- Вот именно, - ответил я. - Должен узнавать. Я даже представить себе не могу, чтобы не узнал.
Так что вы, похоже, сами тут шутки шутите.
- Богом клянусь, не шучу... Человек должен знать свое тело, что его и что не его, но эта нога, эта мерзость, - тут он опять вздрогнул от отвращения, - неправильная она, чужая, ненастоящая.
- Ненастоящая?.. А какая? - спросил я в замешательстве, удивленный уже не меньше его.
- Какая? - повторил он медленно. - Я вам скажу какая. Дурацкая, дикая, ни на что не похожая нога. Как она может быть моя?! Ума не приложу, чья... к чему вообще... - тут он осекся в испуге и потрясении.
- Послушайте, - сказал я ему. - Вы ослабели. Давайте-ка вы сейчас ляжете обратно в постель. Я только хочу напоследок внести ясность: если вот это - не ваша нога (в ходе разговора он назвал ее подделкой и поразился, что было приложено столько усилий, чтобы изготовить точную копию), то где же сейчас ваша настоящая левая нога?
Он опять побледнел, и так сильно, что я думал, он упадет в обморок.
- Не знаю, - проговорил он. - Не могу понять. Исчезла. Ее нигде нет...

Я здесь выделил курсивом - человек должен узнавать свое тело!
Это та часть магии, которую человек делает ежедневно и неосознанно.
А "летун" участвует в этом процессе!

Фантомный палец

     Одному моряку в результате несчастного случая отрезало указательный палец на правой руке.
Все последующие сорок лет его мучил назойливый фантом этого пальца, так же вытянутого и напряженного, как во время самого происшествия. Всякий раз, поднося руку к лицу во время еды или чтобы почесать нос, моряк боялся выколоть себе глаз.
Он отлично знал, что это физически невозможно, но ощущение было непреодолимо.
В дальнейшем на почве диабета у него развилась тяжелая сенсорная невропатия, в результате которой он вообще перестал ощущать свои пальцы.
Вместе с остальными пальцами исчез и фантом.

Фантомы часто вызывают недоумение - норма это или патология, реальность или иллюзия?
В этом вопросе медицинская литература только сбивает с толку, но пациенты, описывая свои ощущения, помогают внести ясность.
Один из пациентов, наблюдательный человек, перенесший ампутацию ноги выше колена, рассказал мне вот что:
Эта штука, эта призрачная нога время от времени жутко болит - так болит, что на ней сводит пальцы, да и всю ее может свести судорогой. Хуже всего ночью или когда снимаешь протез, и еще когда ничего не делаешь.
А вот пристегнешь протез и пойдешь - и боль проходит.
На ходу я фантомную ногу все равно чувствую, но это уже другой, хороший фантом - он оживляет протез и помогает мне двигаться...

Другой пациент рассказывал мне о том, что на его отрезанной (фантомной руке) появляется ощущение раздражающей чесотки, да так сильно хочется почесать!
А почесать то негде - нечего...

Батюшка-сестрица

У одной женщины Б., в прошлом химика, начал внезапно меняться характер.
Она стала беззаботной, странно фривольной, острила, каламбурила, ничего не воспринимала всерьез.
('Возникает ощущение, что вы ей безразличны, - рассказывала одна из ее подруг. - Похоже, ее теперь вообще ничего не трогает'.)
Поначалу такое резкое изменение личности приняли за гипоманию, но потом выяснилось, что у нее опухоль головного мозга.
Врачи, вопреки надеждам, выявила не менингиому, а рак, поразивший базальные отделы лобных долей, примыкающие к глазницам.
     Всякий раз, когда я видел ее, Б. казалась очень оживленной, постоянно шутила, отпускала шпильки (с ней обхохочешься, говорили сестры в Приюте).
     - Ну что, батюшка, - обратилась она однажды ко мне.
     - Хорошо, сестрица, - сказала в другой раз.
     - Слушаюсь, доктор, - в третий.
     Обращения эти, судя по всему, казались ей взаимозаменяемыми.
     - Да кто же я наконец? - спросил я как-то, слегка уязвленный таким отношением.
     - Я вижу лицо и бороду, - сказала она, - и думаю об архимандрите. Вижу белый халат - и думаю о монашке. Замечаю стетоскоп - и думаю о враче.
     - А на меня целиком вы не смотрите?
     - На вас целиком я не смотрю.
     - Но вы понимаете разницу между священником, монахиней и доктором?
     - Я знаю разницу, но она для меня ничего не значит. Ну батюшка, ну сестрица или доктор - из-за чего сыр-бор?
     После этого случая она частенько поддразнивала меня: 'Как дела, батюшка-сестрица?', 'Будьте здоровы, сестрица-доктор!' - и так далее, во всех комбинациях.
     В одном из тестов мы хотели проверить ее способность различать правое и левое, но это оказалось весьма непросто, поскольку она произвольно называла то одно, то другое (при этом в ее физических реакциях не было никакой путаницы с ориентацией, как это случается при нарушениях восприятия или внимания, когда пациента 'уводит' в сторону). Указав ей на это, я услышал в ответ:
     - Левое-правое.,. Правое-левое... Стоит ли копья ломать? Какая разница?
     - А есть разница?
     - Конечно, - сказала она с точностью химика. - Правое и левое можно назвать энантиоморфами, но мне-то что? Для меня они не различаются. Руки... врачи... сестры... - добавила она, видя мое изумление. - Неужели непонятно? Они не имеют для меня никакого смысла. Ничто не имеет смысла... по крайней мере, для меня.
     - А это отсутствие смысла... - замялся я, не решаясь продолжить, - оно вас не беспокоит? Сама бессмысленность что-нибудь для вас значит?
     - Абсолютно ничего, - ясно улыбнувшись, ответила миссис Б. таким тоном, словно удачно пошутила, победила в споре или выиграла в карты.
     Что это было - отказ принимать действительность? Бравада? Маска, скрывающая невыносимое страдание? Выражение ее лица не оставляло сомнений: ее мир был полностью лишен чувства и смысла. Ничто больше не воспринималось как важное или неважное. Все для нее теперь было едино и равно - мир сводился к набору забавных пустяков.

     Мне, как и всем окружающим, такое состояние казалось трагедией, однако саму ее это совершенно не трогало: в полном сознании происходящего она оставалась равнодушной и беспечной, пребывая во власти какого-то последнего леденящего веселья.
     Находясь в здравом уме и твердой памяти, миссис Б. перестала существовать как личность, 'лишилась души'.

Или я не прав и это то состояние души - которого специально стремятся достичь кастанедовцы?